Мы пробирались на Север, в самую глухомань Тарногского района, считавшегося еще недавно настоящей медвежьей обителью.
В деревне Степушино где ждала нас пустая крестьянская изба и ночлег.
И вот, где на ваге, где на домкрате, ломаясь и ремонтируясь в пути, выползли мы, наконец, на степушинский взлобок и зачарованно остановились. Нет, недаром тарногские края звали некогда вологодской Швейцарией.
Темные сосновые боры с вкраплениями золотых березовых перелесков, петляющие меж холмов речки с хрустальными водами, и рассыпанные окрест деревеньки с особым тарногским архитектурным стилем. Дома -терема, украшенные затейливой резьбой, увенчанные горделивыми коньками, умещающие под одной крышей летнюю и зимнюю избы, и схожее с государством разве хозяйственное подворье. И трудно понять, как мог человек оставить эту красоту, бросить на произвол судьбы плоды десятков крестьянских поколений, в поте лица трудившихся на этой земле и украшавших ее.
Отсюда в начале шестидесятых годов московские любители древностей, наживая себе состояния, начали вывозить грузовиками материальное выражение духовной красоты северян: иконы, медные складни и кресты, резные иконостасы и наличники с окон, прялки и туеса, охлупни с коньками.
.. Завидев выгружающихся в деревне охотников, стало подтягиваться к машине местное население Степушина. Первыми пришли две коровы: степенная и важная Маленка с огромным выменем и молодая игривая Муха. Потом подтянулись их хозяйки, пенсионерки со стажем Анна Проталионовна с Галинкой Евсевьевой.
- Вот беда, из без коровы нельзя, а и с коровой невмочь.-Сказала горестно Анна Проталионовна.- У меня Маленка тридцать литров доит. Летом три деревни в округе снабжаю молоком. А теперь девать некуда. Взяли бы хоть у меня ведро творогу. Хоть за так отдам. Все одно пропадет.
- И у меня может заберете? - Поддержала ее хозяйка Мухина. - И творог и сметану, и сливки...
- А может и саму Муху. Привяжите к машине и езжайте. - И она отвернулась смахнуть набежавшую слезу.