Леха Белокуров тонул в болоте. Дело было к вечеру, а он никак не мог выкарабкаться из затянувшей его чарусы. И чем больше он барахтался, тем больше затягивала трясина.
Он был в длинных бродовых сапогах. И эти сапоги, наполнившиеся торфом в перемешку с болотной водой, затягивали его в смертельную пучину.
О смерти в минуты смертельной опасности некогда думать. Он даже не испугался по-настоящему. В голове лихорадочно прокручивались все возможные способы спасения.
Две реки, как два рукава рубахи, вытекали из болота, одна стремилась на Север к Ледовитому океану, другая на Юг в Каспий, который древние называли океаном Тасис..
Может, тысячу лет назад, может две это болото было озером и в газетах порой писали, что в наши края в былые времена приходили через Большую Чисть корабли стран черноморских. И как будто сам историк Геродот об этом писал. И будто бы потом наступил упадок в торговых делах, озеро заросло, края те запустели, задичали, совсем как в нынешние времена.
Поля, на которых он в былые годы растил урожай, запустели и быстро затягивались мелколесьем.
И вся жизнь агронома в последние годы была сплошным болотом. То одну ногу вытаскиваешь из трясины, а вторая уже тонет. То заводил уток, так лисы покоя не давали, и самое главное спрос на уток совсем упал, коз завел, опять же торговать некому, наделал теплиц, огурцов нарастил гору, а тут в городе китайские огурцы появились почти бесплатно…
Бывало забудется агроном Белокуров в тревожном сне и является к нему древний грек Геродот, трясет бородою и пергаментным свитком:
- Что же это ты аграрий за арурами своими плохо глядел?
И метит заехать свитком агроному по лысеющей голове.
- Да разве же во мне дело? Вы, уважаемый, спрашивайте за развал с начальственных голов, им свитком по головам стучите.
Проснется агроном в своем деревенском доме на краю леса, и нет никого рядом. Ни Геродота, ни безответственного начальства, ни кого.
А тонуть-то в этой болотной жиже ой, как не хотелось. И надежда только на себя. Он лежал, распластав руки , опираясь ими на кочки, которые при каждом движении предательски зыбали. Комбайн утонул, корзина отлетела в сторону и лежала на трясине недоступная.
Сапоги! Они были привязаны к ремню веревками, чтобы голенища не мешали собирать клюкву. Сапоги и тащили Алексея вниз. Освободиться бы от них, но для этого нужно одну руку убрать с кочки, достать в кармане нож, открыть его, обрезать веревки…
Но пока он совершает эти манипуляции, верняком уйдет на дно Больщой Чисти и будет лежать там нетленно, как затонувшие «корабли стран черноморских».
Что же еще? В сумеречном свете он увидел слева от себя сосновый выскирь.
Видимо, дерево повалило ветром, а ствол подзатонул, потом его затянуло белоусом, багульником да клюквенными плетями… Алексей осторожно опустил руку в болотную жижу и стал ощупывать пространство перед собой.
- Есть! Ствол дерева был как раз напротив его. И ствол, как понял агроном, не сопрел в торфянике, крепок…
Он подтащил сколько мог дерево к себе, опершись на него, достал ножик и обрезал веревки, державшие сапоги. Теперь нужно было освободиться от них. Трясина держала их прочно.
Алексей пошевелил стопами и, опершись на ствол, стал потихоньку освобождаться от сапогов. Неожиданно, это получилось без особых усилий. Он вытащил одну ногу, потом вторую, и уже облегченный стал вытягивать себя на ствол спасительной сосны.
Он не торопился, не рвался, чтобы снова не оказаться в смертельной ловушке.
Уже затемно он выбрался на сухое место. Надо было обогреться и просушить одежду, чтобы не окочуриться на этот раз от холода и сырости.
Спички у него были всегда завернуты в целофан и так упакованы, что вода не могла добраться до них. Еще у него был непромокаемый противо ударный телефон. И это то же большой плюс. На ногах еще оставались носки, что позволяло ходить по болоту почти безболезненно.
Он насобирал веточек, запалил сначала небольшую теплинку, подтащил к костру валёжин, огонь которых помог бы обсушиться и скоротать ночь.
Скоро костер заполыхал во всю силу, освещая совершенно голого человека, метавшегося по спасительному пятачку, развешивавшего на ветках и сухарах поближе к огню одёжу для просушки. Наконец, штаны, куртка, рубаха запарили, и агроном блаженно улегся у огня на моховую постель. В рюкзаке у него был термос с горячим пуншем. Алексей налил не жалея крышку этого огненного напитку и выпил на один мах без остатка.
Кажется, жизнь повернулась перспективной стороной.
Он полулежал на лапнике, прислушиваясь к треску костра и ночной жизни Великой Чисти. Он слышал, как переговаривались журавли, готовясь к отлету в свои хургады и анталии, гоготали гуси, обсуждавшие последние новости стаи, где-то далеко кричали лебеди…
Алексей слышал, как бродит медведь или росомаха поблизости, совсем не пугаясь этого голого человека у костра.
И он почувствовал вдруг, что становиться частью этой природы, одним целым с таинственным и великим миром, который чаще всего недоступен человеку, прячется от него, не раскрывает свои тайны…
Ему казалось, что он понимает птичьи разговоры и сам понятен им. И они понимают его нужду, заставившую собирать на болоте ягоду, рисковать жизнью, не зная законом Большой Чисти. И теперь спасенный, голый, доступный и понятный всем, он стал им и братом и равным членом сообщества Большой Чисти.
Над головой агронома висели осенние звезды. Космос был живым и понятным.
Большая Медведица с Малой разговаривали о чем-то своем, космическом. А может говорили как раз о нем, маленьком голом агрономе у костра, подмигивали и ободряли его:
- Не тужись дружок! С новым рождением тебя. Начинай жизнь с изнова. Пиши ее по-белому…
И агроном, задрав голову , ответно подмигивал им и блаженно улыбался.
И тут зазвонил телефон. Непромокаемый, противоударный.
Где-то там, в каменных сотах городских девятиэтажек со своими амбициями, ценностями, нереализованной тоской по-настоящему мужику, мечтой о морских лазурных берегах, селятся женщины, с которыми Алексей давно уже пытается наладить контакты. В городе живет и его бывшая жена.
И все-таки, напрасно женщины жалуются, что нет настоящих мужиков. Дескать, что не мужик, то – козел или маменькин сынок.
А вот вам Алексей. Чем плох? Не пьет, не курит, здоров морально и физически, хозяйстве ведет самостоятельно. А - не разбежались.
Приедет какая на денек или ночку, побалуется с настоящим-то мужиком, подышит деревенским воздухом, загрузится молоком, творогом, овощами, да наутро - домой.
Одна приехала с дочкой лет четырнадцати. Сделали селфи с козами. Слышит Алексей меж ними такой разговор:
- Что ты, мама, разве же можно его всерьез рассматривать? Он же коз доит!
Да, Алексей понимает: коз нынче доить и для женщин не «комильфо». У них другие запросы и ценности. Прежде нужно полюбить себя …
Не зря мать говорила Алексею:
- Ищи жену, Лешка, не в хороводе, а в огороде.
Он так и сделал. На танцплощадке высмотрел себе кралю.
Вот она и не захотела жить в деревне. Сбила и его с толку. Трехкомнатную квартиру под городом разменяли на малосемейку в городе.
Сидят вечерами, беседуют: она про Анталию, Средиземное море говорит, Таиланд, а он про болото, грибы да рыбалку. Про то, что луговину перед домом нужно осушить, да посеять фацелию и пасеку поставить.
Он каждую минуту стремится в деревню родительский дом блюсти, она себя в городской жизни реализует.
И тут понял Алексей, что жена его самым откровенным образом гуляет. Любовника завела. Сам видел ее с любовником под ручку. Чем он-то худ? И любил ее, и ласковые слова говорил, только вот деревню ценил больше города.
Дело кончилось скандалом. Как-то видит, агроном, что жена на очередное свидание собирается самым вызывающим образом. Так его это взбеленило, что бросился со всех ног в аптеку, купил кошачьего антисекса, и заправил его в кофе.
Жена перед выходом выпила кофе, поскучнела и села, прислушиваясь к себе. И никуда не поехала.
Но никакой жизни с тех пор меж ними вообще не стало. Со стороны супруги – одна ненависть.
Оставил Алексей квартиру жене, а сам в деревню съехал…
Вот и кукует один, тешит свое крестьянское начало. Мечтает опять же посадить озимую рожь по методу дореволюционного еще ученого Овсинского и получить без всяких затрат урожай в десять раз больший обычного…
Да на болоте общается с природой.
Прокричала недалеко печальная выпь. И сразу же в кармане просыхающей куртки, зазвонил непромокаемый телефон.
Среди этой блаженной ночи, среди любовного соития с природой, ему звонила женщина.
- Слушаю! – Удивленно отвечал все еще голый агроном.
- Я требую, - раздраженно сказала женщина, - более не вмешиваться в мою интимную сферу.
И отключилась.
Алексей знал, кто звонит. С этой женщиной они познакомились месяц назад. И никаких интимных отношений меж ними не было.
Может быть, на перспективу намечались…
Женщина брала быка за рога. Она предложила агроному для начала сделать ремонт в туалете и ванной, потом продала эту квартиру и вызвала его перевозить мебель в новую.
- Возьми там с собой кого-нибудь на подмогу, - сказала она требовательно.
Алексей нашел двух деревенских бездельников, посулил им два пузыря, и они помогли перевести мебель. Но при этом проверили содержание прикроватных тумбочек.
А потом уже в деревне по пьянке они бесстыдно хвастались добычей.
Алексей едва не захлестнул их обоих.
И вот результат: « Более не вмешиваться в ее интимную сферу…»
- Так, - сказал сам себе агроном. - Вычеркиваем и эту…
Костер ослабевал. Вещи уже просохли. Торф легко отряхивался с них, и Алексей стал облачаться.
И тут он увидел огонек, мелькнувший в сумраке ночи. Кто-то шел по болоту с фонарем.
Это была девчушка в фуфайке, шерстяном платке и мягких резиновых сапогах. Разглядеть ее лицо было трудно. Она остановилась, не доходя до костра, мерцавшего угольем, метрах в пяти…
-Кто ты, ночная гостья? – Удивленно спросил Белокуров. – Откуда?
Агроном на какое мгновение даже усомнился в реальности происходящего.
- Может быть, мне кажется это?
-Я Ульяна, - отвечала тихо девчонка. – Вы ничего мне не сделаете плохого? – На всякий случай она отступила от костра в темноту, готовая бежать.
- Что ты! - Воскликнул агроном. – Разве я похож на злодея. Я только что сам едва не ушел на дно болота.
-У нас тут опасно. У нас Шарик в чарусу провалился и спасти не могли.
- Вот и я, как ваш Шарик. Хорошо валёжина попала под руку.
Девчонка снова вошла в свет костра.
- Так скажи мне Ульяна, кто ты, откуда? Я на Большой Чисти впервые.
- Живем мы тут с дедушкой. Я и пришла посмотреть, что за люди ночью костер жгут. Дедушка у меня плох совсем, может помощь какую окажите.
- Конечно, конечно, - заторопился Алексей.- Только я сапоги утопил, идти неудобно.
-Я вам дам дедушкины сапоги. – Сказала Ульяна. – Идемте.
- Мы вон на той согре в сосняке живем.
И они пошли, девчонка подкрутила фитиль летучей мыши, которая теперь довольно ярко освещала путь. Алексей подхватил на всякий случай палку.
- Здесь твердо, - сказала Ульяна, - здесь можно не бояться. Тут, видимо остров был когда-то. На нем дедушка еще молодым построил охотничью избушку. Вот в ней мы и живем сейчас.
- Вот уж не никогда бы не подумал, что на болотах могут люди жить.
- Живут, - отвечала спокойно девчонка. – И не мы одни…
Они уже поднимались в согру, где среди сосен стояла довольно обширная избушка, в окошке которой едва теплился свет. Под навесом, как заметил Алексей, висели большущие вяленые щуки, и крупные черные окуни.
- И рыба в болоте? - Снова поразился Алексей.
- Так вон на той стороне - чисть, там озеро не затянуло мхом, там дед ставит сети. Вы только никому не рассказывайте про нас. А то приедут, сети отберут и нас арестуют… А то третьего дни над нами кружил этот квадрокоптер. Снимал. Мы с дедом все под елки прячем, чтобы сверху не видать было, и лодку, и чуни. У дедушки еще и каракат есть.
-Не беспокойся… Уж я-то никому не скажу. Я с этой властью знаком.
Девчонка отворила дверь в избушку и пригнувшись шагнула во внутрь.
-Дедушка! Я к тебе хорошего человека привела, - сказала Ульяна.
-А ты как знаешь, хороший он или нет? - Старик, лежавший в углу на моховой подстилке, зашелся в надсадном кашле.
-Да уж знаю, - отвечала твердо девчонка.
Дед кашлял почти безостановочно.
- Наверное, у него легкие застужены, - сказала Ульяна. - Нет. Это сердечный кашель, - не согласился Алексей. – У меня у матери такой же кашель был. Это проблемы с сердцем. Надо его в больницу…
Дед привстал на постели.
Нельзя нам в больницу, мил, человек.
- Это почему же?
- Да вне закона мы. Тут история такая. Родители Ульянки погибли в автокатастрофе года два уж. Теперь ее должны были в детдом направить, а она со мной с малых лет по рекам да лесам, выпестована мной. Как я ее отдам, да и она не согласиться разлучиться со мной.
-Не отдам, говорю, девку в чужие руки.
Вот мы оказались вне закона. Выехала за ней опека с милицией, а я Ульянку - в охапку, на каракат и на - Большую чисть.
- Ясно, - сочувственно сказал Алексей. –Да как же вы тут жили-то? На какие средства? Тут теперь на все запрет. Зайца не добыть, рыбку не поймать, налог вишь на грибы и ягоды задумали ввести.
- Ничего. Болото наше, родное. Оно прокормит, и заработать даст. Ягоды собирали, на трассу возили продавать. У нас парень тут все есть. И генератор, и электричество можем запустить, даже компьютер у Ульянки есть. А потом пенсию у меня одна бабушка про доверенности получает… Будто бы уехали мы в дальние края и след простыл…
- Вот это история! Сколько же эта девчонка вынесла. – Вздыхал Алексей.
- А вот квартиру родительскую Ульянка потеряла. У тех, вишь, кредит был невыплачен, вот и забрали ее в погашение. Ну...да Бог им судья.
Дед снова зашелся в приступе кашля.
- Теперь уж чего? Девке восемнадцать исполнилось, теперь ее не заберут от меня, только я-то, вишь занедужил крепко.
- Ничего, Бог даст, поправитесь, - ободрил его Алексей. – Вот я съезжу домой, куплю лекарств и привезу.
В избушку нерешительно заглядывало утро.
И только теперь Алексей разглядел Ульянку. Да это вовсе не девчонка была, как показалось ему вначале, а настоящая девица-красавица. Русоволосая, доброглазая.
- Собери-ка нам Ульянка на стол, - сказал старик.
И пока Ульяна обряжалась, собирала на стол, принялся выспрашивать у Алексея какого роду-племени, чем занимается.
-Агроном я, безработный сегодня, в деревне хозяйство у меня, козы, куры. Верно, ругают сейчас меня последними словами. Не доены, не поены.
-Женатый?
-Холост…
-Э-э! – Поднял старик кверху палец. – Ты Ульянка примечай. – Холостой.
… Дня через три Алексей знакомой уже дорогой пришел к старику с Ульянкой. Принес продуктов, лекарств. Потом еще раз прибегал, перед самыми заморозками.
Дед совсем был плох. Но держался бодро.
-Ты вот чего, - сказал он, когда Ульяна вышла. - Не пережить мне зимы.
Он перевел дыхание, посидел молча, что-то обдумывая.
- Забери-ка ты Ульянку себе. Вот это будет тебе и жена, и помощница. Детей нарожаете, меня, старого, добром вспомните.
Ни на один день не оставляй ее тут одну, и вообще не оставляй никогда… Куда иголка, туда и нитка. Так и живите…